Ее своеобразный облик, не вписывающийся в привычный образ православного храма, породил живущие до сих пор легенды. Якобы Чернышевы изначально строили театр и лишь затем переделали его в церковь. Очевидная нелепость этого предположения не требует комментариев – с типологией театральных зданий чернышевский храм не имеет ничего общего. Устойчива также «версия» о таинственном масонском храме. Однако, несмотря на тесные связи З.Г.Чернышева с масонством, в архитектуре и убранстве церкви отсутствует какая-либо масонская символика. Принимаемое некоторыми за загадочный масонский знак изображение Всевидящего Ока во фронтоне таковым не является и типично для убранства православных храмов барокко и классицизма. Также не являются масонскими и лепные украшения на фасадах дворца, под верхними окнами парковой стороны, изображающие подкову в солнечном сиянии. При ближайшем рассмотрении этот символ оказывается главным элементом герба Чернышевых. Возможно, появление фантастических домыслов о ярополецкой церкви связано с невыясненностью ее строительной истории. Было известно, что сооружали храм долго и трудно, но конкретные факты отсутствовали. И хотя обнаруженные автором архивные материалы приоткрыли завесу тайны, остается еще много неясного.

Первый храм на Чернышевской половине Яропольца появился в 1742 году. Тогда была «по благословению Святейшего Синода и по прошению покойного генерала и кавалера графа Григория Петровича Чернышева построена вновь каменная церковь Казанской Пресвятой Богородицы». Из Экономических примечаний 1766 года известно, что при ней была «колокольня каменная со шпицом в высоту до двадцати сажень». Дата и обстоятельства замены этого еще не успевшего устареть здания новым, дошедшим до нас, до сих пор неизвестны. В документах 1782 года «в селе Ерополч Казанское тож той церкви во имя Казанския Пресвятые Богородицы каменная ныне сооружается, отстроена до половины». В ряде поздних документов и в литературе постройку датируют 1798 годом, когда храм был освящен. Соответственно заказчицей считали А.Р.Чернышеву. Ничего более определенного долгое время обнаружить не удавалось, что побуждало внимательнее относится к разным усадебным преданиям. «Говорят, что она выстроена знаменитым Казаковым», - писал С.А.Торопов, тут же добавляя, что «на это нет никаких литературных или чертежных свидетельств». С Торопова и повелось относить ярополецкий храм к произведениям казаковской школы. Это суждение окрепло с публикацией Н.Я.Тихомировым в 1956 г. чертежа (фасада и плана) из т.н. «смешанного» альбома М.Ф.Казакова. Воспроизводящий с небольшими отступлениями облик ярополецкой церкви, он был назван ее уцелевшим проектом. Тихомиров, правда, расширил круг возможных авторов, введя туда В.И.Баженова, чьи проекты, как считается, присутствуют среди листов «смешанного» альбома. С атрибуцией «баженовско-казаковскому кругу» здание и упоминалось в публикациях до последнего времени.

Еще при подъезде к Яропольцу вдали над домами и деревьями плывет странный силуэт двух дублирующих друг друга куполов. Оригинальность замысла еще более поражает вблизи. В отличие от обычной композиции храма здесь господствует не вертикальный объем, а горизонтальный, к тому же двухчастный и почти никак не центрированный, по крайней мере в силуэте. Два купола совершенно идентичны, как и стоящие под ними объемы храма и мавзолея. Собственно, эта идея объединения усадебной церкви и усыпальницы в одно целое и породила композицию, уникальную для русской архитектуры. Так что причина столь своеобразного вида Казанской церкви лежит на поверхности, хотя и получила оригинальное архитектурное воплощение. Уже поэтому спекуляции с «театром» и «масонским храмом» излишни. Замысел необычного сооружения принадлежал З.Г.Чернышеву. В самой идее уравнять храм с фамильным мавзолеем угадывается знаменитое честолюбие фельдмаршала.

Здание составлено из двух прямоугольных помещений, зеркально повернутых внутрь к скрепляющему их общему притвору, выходящему на оба фасада четырехколонными портиками. Восточная половина и есть сама Казанская церковь, получившая просторный зальный интерьер. Ее апсида вполне канонично обращена на восток, но с существенным отклонением к северу, в угоду общей планировке усадьбы. Противоположную часть здания занимает мавзолей с подземным сводчатым склепом. Позже в «ложной» апсиде усыпальницы воздвигли надгробие З.Г.Чернышева. Хорошо просматриваемая анфилада протянулась через все здание, замкнувшись на концах Царскими вратами иконостаса и мраморной пирамидой с профилем фельдмаршала – невиданное для церковного пространства решение.

Структура храма и композиция фасадов учитывают общую планировочную ситуацию Яропольца. Пространственная ось ансамбля пересекает притвор и совпадает с осью симметрии церковного здания, которое мыслилось торжественными пропилеями при въезде в усадьбу со стороны главного «прошпекта». Символическое назначение притвора в этом случае - служить преддверием не только храма, но и всей усадьбы. Эта идея заказчика хорошо просматривается на планах комплекса и особенно наглядна на аэросъемке. То, что в реальности обычно подъезжали с другой, боковой, стороны, смущать не должно – в Яропольце многое ориентировано на умозрительный идеал, весь его замысел в некотором смысле утопичен.

Фасады обеих частей церковного здания своеобразно интерпретируют мотив внушительных триумфальных арок, в проем которых будто вмонтирован малый портал с арочным входом меж двух колонн. Компоновка разнообразных элементов не безупречна - ритм вертикалей перебивается многочисленными окнами разных размеров и конфигураций – арочными, овальными и круглыми. Неудачен широкий аттик над карнизом. Кажутся несуразными прилепленные к основному прямоугольнику апсиды. В то же время замечательные четырехколонные портики с роскошными ионическими капителями выполнены на уровне лучших образцов классицизма. С классическим убранством фасадов диссонируют массивные четырехгранные купола, зрительно давящие на здание. Однако купола к первоначальному замыслу отношения не имеют. Вместо них предполагались полусферические завершения.

Позади церкви, на оси притвора (и усадьбы) сейчас высится краснокирпичная колокольня, стилистически с ней никак не стыкующаяся. Это позднее добавление к храмовому комплексу, ставшее и последней по времени крупной постройкой чернышевского Яропольца. Ее строили долго, с 1839 по 1869 гг., в формах русско-византийского стиля, близкого проектам К.А.Тона. Еще в 1871 г. она не была полностью завершена. Торопов назвал ее «безобразнейшей, портящей силуэт храма». При всей ее чужеродности господствующему в облике Яропольца классицизму, колокольня все же интересна как достойный образец архитектуры иной эпохи, в обеих здешних усадьбах не представленной. Позже колокольни появилась лишь окружившая храм-мавзолей ограда, которая типична для конца 19 столетия. Ее ворота с луковичными главками над пролетами задуманы в «русском стиле».

Всеми исследователями, писавшими о Яропольце, отмечалась уникальность замысла Казанской церкви, при том, что оценка ее архитектурных качеств была различна. Общим местом стало предположение о проекте какого-то большого мастера, «странно» сочиненном и не совсем точно реализованном. Торопову композиция казалась оригинальной, и загадочной, но не совсем удавшейся. Того же мнения придерживался и А.Н.Греч, предположивший, что церковь «лишь была перестроена, расширена… и тем самым подогнана к общему ансамблю усадьбы».

Поскольку в 1782 г. церковь была наполовину выстроена, проект можно датировать рубежом 1770-1780-х гг. Чертеж «смешанного» альбома возможно является копией с несохранившегося проекта или с одного из его промежуточных вариантов. Не очень ясно, являлся ли именно этот вариант окончательным. Поэтому сложно судить о внесенных в процессе строительства изменениях. Относительно сохранившегося чертежа видно, что они коснулись не только формы куполов, но и изваяний Архангелов, предполагавшихся по сторонам входа. Фигуры не были поставлены, а ниши для них заменили ложными арочными окнами. В остальном же явных расхождений между осуществленным и нарисованным фасадами не наблюдается. План из «смешанного» альбома и вовсе идентичен плану существующей постройки.

В РГАДА сохранились документы, освещающие ход строительства церкви в 1786-1788 гг. После кончины З.Г.Чернышева забота о достройке грандиозного храма пала на плечи его вдовы Анны Родионовны. В поисках помощи в этом неожиданном и трудном деле графиня обратилась к князю А.М.Голицыну, близкому другу Чернышевых, жившему после отставки с поста вице-канцлера в Москве и имевшему репутацию покровителя наук и искусств. Он был человеком широких взглядов, немало повидавшим в Европе, лично знакомым со многими архитекторами, скульпторами, художниками. Князь в то время капитально отстраивал подмосковную усадьбу Пехру-Яковлевское, так что имел собственный опыт ведения большого строительства. Он любезно согласился присматривать за окончанием ярополецкой церкви, как сам объяснял, «по моей преданности ко всей Чернышевой фамилии».

Голицын лично не видел строящегося храма, по крайней мере, до августа 1788 г. «Мне трудно, - писал он, - или невозможно подавать без ошибки и без архитектора заочно советы, а паче не знав и не видав никогда местного положения тамошнего строения». Его участие носило характер консультаций с ведущими стройку мастерами, приглашения нужных специалистов, заключения с ними договоров и текущих разбирательств по возникающим проблемам. К князю неоднократно посылались чертежи, с отчетами ездили архитекторы. Все новые инициативы письменно обсуждались им с графиней Чернышевой, что, однако, бывало непросто. Хозяйка Яропольца в усадьбе присутствовала редко, жила либо в белорусском Чечерске, либо подолгу странствовала по монастырям и храмам. Она месяцами была недоступна для решения неотложных вопросов, и можно только подивиться терпению Голицына, в прошлом дипломата, методично распутывавшего недоразумения с мастерами, контрактами и деньгами. Князь переписывался напрямую с управителем ярополецкой усадьбы надворным советником Яковом Ивановичем Германом. Со стороны заказчиков выступал еще Ф.П.Ключарев, который исполнял некоторые поручения графини.

Важным открытием стало документально зафиксированное участие в строительстве ярополецкого храма известного архитектора К.И.Бланка. «Г-н Бланк прошен от Ее Сиятельства графини, дабы в строении церкви давал свое архитектурное наставление, по которому стены все окончены аж до крыши, то и внутри его размеру для уборки оной надобно…» Зодчего пригласили уже в процессе строительства, причем после постигшей стройку катастрофы. Время этого инцидента и его обстоятельства в переписке изложены весьма туманно. Ясно только, что произошел он до 1787 г. «Почти в одно время, - писал А.М.Голицын И.Г.Чернышеву в апреле 1788 г., - упала к окончанию почти приведенная ерополческая церковь оттого, что поспешно и на живую нитку строена была». В августе 1787 г., когда у Бланка умерла невестка и сам он сильно заболел, Голицын беспокоился, что строение «без присмотру и приказания архитектурного не могло б подвержено второму падению…». Причиной серьезных повреждений церкви было, вероятно, обрушение колокольни. Волнуясь относительно новой, заложенной Бланком, князь предостерегал, чтобы «не сделать работу не прочную, как и прежняя была упавшая колокольня…». Под руководством Бланка здание было восстановлено и почти закончено. Как опытный строитель, он исправил конструктивные просчеты предшественников, и в том, что не эксплуатируемое уже несколько десятилетий здание пока стоит, в первую очередь его заслуга. К сожалению, работа в Яропольце пришлась на годы творческого угасания уже немолодого мастера. Его слабое здоровье не позволяло регулярно осматривать далекую от Москвы стройку. Поэтому, когда архитектор в конце августа 1787 г. разболелся так, «что не в состоянии из своего дому двинуться», заказчики начали подыскивать ему замену.

Сейчас трудно судить о привнесенных Бланком изменениях в архитектуру Казанской церкви-усыпальницы. Видимо, ему следует приписать новое решение куполов. Возможно, изначально возвели полусферические купола, но после обрушения решили заменить их более простыми деревянными четырехгранниками. По конструкции и силуэту они близки куполу московского Воспитательного дома, строительством которого Бланк руководил многие годы.

Неразрешимый пока вопрос представляет изначальный замысел всего церковного ансамбля. До нас дошло только здание храма-усыпальницы с поздними колокольней и оградой. Документы же свидетельствуют, что одновременно с церковью возводились и другие связанные с ней сооружения, в первую очередь, отдельно стоящая большая колокольня. Первую колокольню, видимо, начали возводить одновременно с храмом (и, видимо, рядом с ним) в конце жизни З.Г.Чернышева. Это та колокольня, которая рухнула в процессе строительства, повредив при падении церковь. Исходя из логики планировки ансамбля, она должна была стоять там, где сегодня возвышается ее поздняя замена. Об архитектуре первой колокольни ничего неизвестно, кроме краткого замечания С.А.Торопова, что он видел в ризнице Казанского храма чертеж неизвестной колокольни в «характере елизаветинской или раннеекатерининской архитектуры (в духе Чевакинского?)». Этот хранившийся в усадьбе Чернышевых проект по словам исследователя не отвечал ни существующей колокольне, ни сохранявшимся тогда еще руинам другой, недостроенной. Возможно, это как раз и было изображение первой ярополецкой колокольни, о существовании которой Торопов ничего не знал.

Что касается упомянутых руин, то их можно с трудом разглядеть на одной из фотографий начала 20 в. В зарослях березняка угадываются мощные стены кирпичной кладки с прослойками белого камня. Из всех архитектурных элементов видны только огромные арочные ниши. Вероятно, это и есть первый ярус той колокольни, которую предполагал ранней осенью 1787 г. заложить К.И.Бланк. Графиня торопила, но Голицын, принимая доводы архитектора, отвечал, что «г-н Бланк не хочет нынешним годом приступить к деланию колокольни, а хочет только оную забутить, дабы при холодной, смешанной морозами погоде не работать… в чем он великой резон имеет». В Москве у «известного дьякона» поспешили заказать часы, и князь уверял А.Р.Чернышеву, что «часы готовы будут тогда, когда колокольня отделается». Что произошло потом, неизвестно, но выше первого яруса колокольня не поднялась. Видевший ее развалины Торопов считал, что «они обещали интересную вещь». Сегодня, когда от них не осталось и следов, невозможно определить местоположение бланковской колокольни.

Не исключено, что ее планировали построить в месте, где осевая перспектива пересекает периметральную обстройку площади. Высокий столп, таким образом, как бы увенчивал собой идеальную геометрическую фигуру плана усадьбы. В этом случае колокольня должна была одновременно служить воротной башней, имея внизу сквозной проезд с проспекта на парадную площадь. Эту версию в какой-то степени подтверждает ныне сохранившаяся колокольня, также нанизанная на основную планировочную ось (только стоящая ближе к храму) и тоже имеющая сквозной арочный проезд, сейчас заложенный.

Летом 1787 г. Казанская церковь была вчерне отстроена, и начались работы по отделке интерьеров. Здесь в архивной переписке появляется имя В.И.Баженова. Графиня А.Р.Чернышева в письме к князю А.М.Голицыну просила «составить протекциею» изготовление церковной утвари для храмов Яропольца и Петербургского полка, которых «рисунки у Баженова и иные у серебреника Леймана». В ответном письме Голицына выясняется, что речь идет среди прочего о Большом Евангелии для Яропольца. В мае 1787 г. графиня вновь напоминает князю о все еще не заключенном договоре об «отделке по рисунку Баженова Евангелия в Ерополец, образа Знамения в С-Петербургский полк, в который нужна и вся утварь и Евангелие, также и крест, а сей последний и в Ерополец весьма нужен». Голицын же настаивал, чтобы Чернышева сама составила текст условий с серебренником «каким образом каждую штуку отделывать, ибо вам довольно известно, как и от самого серебренника, так и через мои письма, на каком основании может он большое Евангелие по рисунку Баженова отделывать. Сей же последний вы от меня взяли…».

Путаница в этом не сдвигавшемся с места деле все более нарастала, и вдова уже с нескрываемым раздражением пишет: «Нужда велит, ответ надобен и время мало. Решительно прошу утварь заказать на ваш вкус. Приказать Баженову рисунки показать, что у него делали для меня кресту и образу, а Евангелие у Вас…». Голицын вновь вынужден огорчать графиню: «Я к оному приступить не в состоянии и по тому одному, что и Баженова в городе нет и рисунков без него получить нельзя». После этого, решив не дожидаться Баженова, графиня через живописца Черепанова посылает к князю те рисунки, которые хранились у нее, в том числе и «моего Евангелия для ераполческой церкви». Далее история с «церковными утварями» развивается уже летом 1788 г. в переписке А.М.Голицына с Ф.П.Ключаревым. Наконец-то долгожданое условие было подписано, но с другим серебренником, И.Ю.Бергом.

Выполненные Баженовым рисунки для вдовы фельдмаршала Чернышева не единственный факт его причастности к ярополецкому храму. В августе 1787 г. графиня через ярополецкого управителя шлет князю Голицыну «пункты» со своими вопросами о строящейся церкви. Ее интересует мнение князя по оформлению интерьеров. «Всю церковь, - пишет она, - расписать и один Муханов способен, да и Василья Ивановича Баженова есть живописец и у князя Одуевского (Одоевского – А.Ч.), то ежелиб оных нанять». «А для всего расположения» росписей по мнению владелицы в Яропольце необходимо было присутствие все троих – Голицына, Бланка и Баженова Голицын из Москвы отвечал, что оба архитектора для поездки в усадьбу недоступны – Баженова нет в Москве, а Бланк серьезно болен. Для выполнения живописных работ он рекомендовал еще одного мастера – «немца, которой прошлого году расписывал большую церковь Донского монастыря». Это был известный в Москве живописец и декоратор А. Клаудо. Признавая высокий уровень мастеров, Голицын все же считал, «что должно над ними кому либо руководствовать и задавать и определять им рисунки, без чего нельзя надеяться, что все дело сделано хорошо и со вкусом. Чего ради и потребно руководство г-на Баженова…». Далее снова - «о потолке большой церкви… заочно никак определить не можно. Чего ради и потребно, чтоб в Ерополец съездил г-н Баженов…».

В отличие от графини Чернышевой Голицын объективно оценивал ситуацию. Всякий раз после упоминания имени Баженова он выражал сомнение в вероятности его поездки в Ярополец. По его мнению, архитектор «хотяб и находился в Москве, но чаятельно нельзя от него ожидать, чтоб он в Ерополец ездил для надзирания над тамошними работами». Вместо знаменитого, но практически недоступного мастера Голицын рекомендовал нанять для надзора за отделкой храма «молодова архитектора Родиона Родионова сына Казакова».

К сожалению, дошедшие архивные свидетельства фрагментарны и оставляют простор для интерпретаций. Велик соблазн на основании всего изложенного считать Баженова автором ярополецкой церкви. Полвека назад публикация этих писем неизбежно породила бы такую атрибуцию, и круг баженовского наследия пополнился бы еще одним достойным памятником. Сейчас, в свете нынешних изменившихся представлений о характере усадебного строительства, все выглядит не столь однозначно.

До конца 1786 г. имя Баженова в отношении Яропольца не фигурирует, однако затем всплывает вовсе не случайно. Знакомство зодчего с семейством Чернышевых восходило еще к 1770-м гг. В бытность главнокомандующим Москвы в 1782-1784 гг. З.Г.Чернышев открыто оказывал Баженову поддержку. Об этом со злорадством писали недруги архитектора. «Да ему же здесь помогает и градодержатель, называет его разумным государственным человеком, - писал своему зятю П.А.Демидов, - все наместники боятся г-на Баженова». Оба, и Баженов и Чернышев, принадлежали к цвету московского масонства и среди близких знакомых имели Н.И.Новикова, И.Е.Шварца, Ф.П.Ключарева, С.И.Гамалею. Последний служил правителем канцелярии З.Г.Чернышева и был орденским наставником архитектора. Взаимный интерес мог возникнуть и на почве самой архитектуры. Фельдмаршал всю жизнь был к ней неравнодушен и сам занимался проектированием. Пока тема взаимоотношений Чернышева и Баженова детально не исследована, но в целом ясно, что оба по-человечески симпатизировали друг к другу. Выполнял ли Баженов какие-либо архитектурные заказы своего покровителя, документально неизвестно.

Что, собственно, дает анализ опубликованных документов? Баженова настойчиво звали в Ярополец освидетельствовать храм перед началом расписных работ. Важно, что звали его вместе с двумя другими главными кураторами стройки – А.М.Голицыным и К.И.Бланком. Видимо, Баженов в этом узком кругу не был посторонним, и к тому времени уже имел к ярополецкому строительству некоторое отношение. Мы не знаем, может быть, по просьбе З.Г.Чернышева он принимал участие в разработке проекта оригинального храма-мавзолея, может быть, корректировал выполненный самим фельдмаршалом проект. Исключать авторство Чернышева в отношении собственного усадебного храма тоже не стоит. В документах Баженов не упоминался в связи с чисто строительными вопросами. Необходимость в его присутствии возникла, когда началась отделка интерьеров.

Глава из книга А.В. Чекмарёва «Ярополец. История двух усадеб». - М., 2007. С. 163-181